Фиксация в словарях церковнославянского языка как критерий выявления славянизмов

Как показано в предыдущих параграфах 2.2.1 и 2.2.2, обращение в целях выявления славянизмов к словарным пометам «церк.-слав.», «церк.», «поэт.» и «арх.» дает весьма скромные результаты, не отражающие реальное количество и место славянизмов в идиолексиконе Вяземского. В данном параграфе рассматривается другой путь поиска славянизмов - прямое обращение к словарям церковнославянского языка. Представленность какой- либо лексемы из лексикона Вяземского в церковнославянских словарях трактуется нами как свидетельство наличия у этой лексемы явной или скрытой (контекстно зависимой) сакрально-религиозной христианской семантики или ее компонентов.

При таком подходе на второй план перемещается не только генетический, но и стилистический критерий выявления славянизмов, центральным оказывается критерий семантико-дискурсивный. Термин славянизм приобретает операциональный смысл «вокабула (заглавное слово словарной статьи), наличествующая хотя бы в одном из авторитетных словарей церковнославянского языка».

В перечне славянизмов оказываются лексемы, наличествующие, с одной стороны, в идиолексиконе Вяземского, с другой стороны, фиксированные хотя бы в одном из словарей церковнославянского языка. В выборку включаются слова только основных знаменательных частей речи. Предлоги, союзы, частицы, а также числительные, местоимения и междометия не включаются как несущественные для реконструкции христианской составляющей личностной картины мира Вяземского.

Выявленные славянизмы в целях обозримости сгруппированы в корневые синхронно-диахронические морфосемантические гнезда (в отличие от словообразовательных гнезд, без последовательного упорядочения по отношениям словообразовательной мотивации) - микромножества слов с

одним и тем же свободным либо связанным корнем, который с позиций синхронии словообразования может быть очевидным либо неочевидным, например: 1) морфосемантическое гнездо со свободным корнем, с позиций синхронии очевидным: бегство, беглец, прибегать, прибежище, убегать, убежище (свободный корень бег-); 2) морфосемантическое гнездо со связанным корнем -я- // -ня- // -им- // -ним- // -ем-, с позиций синхронии неочевидным: внимать, внять, внятный, восприять, восприемник,

восприемница, обнимать, объятие, объять, поднимать, поднять, подъять, понять, приять, принимать, снять. Группировка славянизмов в гнезда осуществлялась нами с учетом как диахронии (использовались материалы этимологических словарей, в частности: [ИЭС; Фасмер 1986-1987;

Цыганенко 1989]), так и синхронии русского словообразования [Тихонов 1984]. Условие объединения лексем в гнезда - не только этимологическое и/или синхронное корневое родство, но и возможность установления семантических связей между единицами (критерий семантической морфемно-словообразовательной связности слов гнезда).

Общее количество найденных в идиолексиконе Вяземского корневых морфосемантических гнезд - 523, количество лексем в гнездах - 2196, минимальный объем гнезда - две лексемы (например: ад, адовый; яство, тунеядец), максимальный - 44 (гнездо с корнем благ-: благо, благой, благость, благостный, благостыня, блаженный, блаженство и др.; специально это гнездо рассматривается далее). Полный перечень найденных корневых морфосемантических гнезд представлен в Приложении 2.

За пределами корневых морфосемантических гнезд оказываются одиночные славянизмы, то есть славянизмы, не имеющие в рамках идиолексикона Вяземского однокоренных, ср.: аз ‘я’, азбука, акафист, алкать, алтарьянтарь, ярем, ярлык, ясень, яхонт.

Подавляющее большинство выявленных славянизмов в дискурсивном отношении принадлежит и сакрально-религиозной, и секулярной сферам бытования, несет как сакрально-религиозную, так и секулярную семантику.

С известной долей условности (в силу отсутствия специальных исследований) к числу собственно церковнославянизмов, с высокой вероятностью принадлежащих именно и только / преимущественно церковной лексике, можно отнести ряд одиночных лексем из числа найденных, а именно: аз ‘я', акафист, алтарь, апокриф, архиерейский, архистратиг, вавилонский, вериги, вертеп, вертоград, демон, елей, змий, игумен, идол, иерей, инок, катехизис, келья, кивот, клир, ковчег, копие, куща, лампада, митрополит, обряд, одр, паломник, паперть, патер, пономарь, преисподняя, пресвитер, псалтырь, распятие, расстрига, риза, ряса, саван, серафим, скрижаль, сретение, схимник, фарисейский, херувим, хоругвь - всего 47 лексем.

Легко заметить, что даже по отношению к словам приведенного весьма немногочисленного списка нельзя утверждать, что они используются исключительно в церковной жизни, а в секулярных сферах бытования языка не используются (ср. из числа приведенных, к примеру, демон, ковчег или куща). Тем более затруднительно выделение собственно церковнославянизмов как исключительно «церковной лексики» в массиве корневых морфосемантических гнезд.

Теоретически возможные варианты семантико-дискурсивной интерпретации славянизмов найденного массива: 1) лексика православия; 2) секулярная лексика; 3) «промежуточный» вариант (полисеманты, то есть лексемы, в семантико-дискурсивном отношении характеризующиеся двояким использованием - как в сакрально-религиозных, так и в секулярных сферах, значениях и смыслах.

В дальнейшем изложении мы, избегая непродуктивного обсуждения вопроса о «преимущественной принадлежности» той или иной найденной нами в словарях церковнославянского языка лексемы сакрально-религиозной

или секулярной сфере бытования, именуем все их церковнославяно­русскими полисемантами, имея в виду как их двоякую семантическую специфику, так и двоякое дискурсивное бытование.

Иными словами, результат произведенной нами сплошной выборки - перечень церковнославяно-русских полисемантов, фиксированных в церковнославянских словарях и в то же время наличествующих в поэтическом идиолексиконе Вяземского (лексикографически «совпадающие» лексемы). Выявленные церковнославяно-русские полисеманты - это слова, в семантико-дискурсивном отношении поливалентные, по В.В. Виноградову, «лексикологически нейтральные», принадлежащие «одновременно и церковно-книжному, и разговорно-литературному языку» [Виноградов

1977: 25], типа истина, обратить, падение, пастырь, помазанник и подавляющее большинство других лексем из числа 2856 выявленных нами на основе критерия «лексикографического совпадения».

Явление церковнославяно-русской полисемии следует

интерпретировать как проявление сакрально-религиозной и секулярной функций русского языка (параграфы 1.2-1.3 данной работы). Это не диглоссия как двуязычие (билингвизм), которое в лингвистике и методике практически единодушно трактуется как «. владение двумя языками в зависимости от разных условий и ситуаций общения. Рассматривается как умение использовать два языка на индивидуальном и групповом уровнях» [Азимов, Щукин 2009: 56]. В случае двуязычия два разных языка в равной мере выполняют весь набор свойственных любому языку функций, но используются в разных ситуациях (сферах) общения, как, например, русский и французский в образованных слоях российского общества в XVIII-XIX веках, как русский и другие языки народов России в нашем многонациональном государстве на всем протяжении его истории.

Результаты сплошного сопоставления идиолексикона Вяземского [ВЖ] с материалами авторитетных словарей церковнославянского языка, ведущие к выявлению церковнославяно-русских полисемантов, в статистическом обобщении представлены в табл. 3.

Таблица 3

Словоупотребления лексем, фиксированных в «Словаре поэтического языка П.А. Вяземского» [ВЖ] и наличествующих в авторитетных словарях церковнославянского языка [ПЦС; ЦС; Свирелин 2016] (церковнославяно-русские полисеманты)

Приведенные статистические данные,

отражающие,

во-первых,

соотношение одиночных полисемантов и полисемантов в составе морфосемантических гнезд, во-вторых, статистическую динамику словоупотреблений церковнославяно-русских полисемантов по периодам творчества, а также общая оценка своеобразия их семантико-дискурсивных особенностей позволяют утверждать следующее.

Общее словоупотребление церковнославяно-русских полисемантов в динамике по периодам творчества Вяземского последовательно понемногу увеличивается (количество словоупотреблений 2-го периода творчества в целях сопоставимости следует рассматривать с умножающим коэффициентом ? 2). Общее увеличение происходит за счет полисемантов в составе морфосемантических групп, поскольку количество

словоупотреблений одиночных полисемантов несколько сокращается.

Все выявленные полисеманты фиксированы в церковнославянских словарях, что интерпретируется как свидетельство наличия у них явной или скрытой (контекстно зависимой) сакрально-религиозной христианской семантики или ее компонентов. Однако в силу семантико-дискурсивной поливалентности полисемантов утверждать, что полисеманты выступают в поэзии Вяземского как носители именно сакрально-религиозных смыслов, без специального исследования конкретных поэтических текстов некорректно. Для установления наличия либо отсутствия сакрально­религиозной христианской семантики или ее компонентов необходимо обращение к конкретным произведениям, конкретным контекстам употребления.

Применительно к каждому отдельному церковнославяно-русскому полисеманту необходим специальный анализ, что в рамках данной работы не представляется возможным. Словоупотребления ряда показательных для поэтического творчества Вяземского славянизмов - сакрально-секулярных полисемантов рассматриваются в параграфе 2.4 данной главы и в главе 3 данного исследования.

2.3.