ПАМЯТНИКИ ЭПИПАЛЕОЛИТИЧЕСКОГО И МЕЗОЛИТИЧЕСКОГО ТИПА

В 70—80-х годах прошлого столетия в археологии сложилось пред­ставление, что между эпохой палеолита и неолитическим временем имеет место разрыв, в продолжение которого если не вся, то значитель­ная часть Европы была почти необитаема.

Открытия, которые привели к установлению переходной — так на­зываемой азильской — эпохи, позволили заполнить этот разрыв, однако они не освободили западноевропейскую археологию от представления о широких переселениях южных племен, будто бы принесших с собой в Европу культуру неолита. Кажется очень мало вероятным, чтобы но­вые условия, связанные с значительным смягчением климата в северном полушарии при переходе к современной эпохе, могли привести, хотя бы на время, к запустению Европы. Все свидетельствует в пользу того, что они, наоборот, скорее, создавали благоприятную обстановку для усиленного роста населения Европы и Северной Азии и для заселения ранее необитаемых пространств этих материков.

Притом, естественно, нет никаких оснований сомневаться, что от­дельные группы охотников на северного оленя или других представите-

¹Без всяких к тому оснований археолог Руст (1943), описавший эти находки, приписывает гамбургскую культуру мадленцам, якобы непосредственным потомкам людей Пржедмости и Виллендорфа. Подобные утверждения носят, конечно, совер­шенно фантастический характер.

лей животного мира конца ледниковой эпохи, — к тому же, очевидно, усвоившие к этому времени начатки рыболовства, — должны были, дей­ствительно, расселяться на север, в области, ранее занятые ледниками.

Природные условия конца эпипалеолита¹для умеренных широт Европы ■ и Северной Азии получают свое выражение, прежде всего, в заселении человеком надпойменных песчаных террас рек и озер, кото­рые, очевидно, только теперь становятся доступными для обитания.

Заселение побережий

Время формирования этих террас, то есть время образования слагаю­щих их наносов, с достаточным основанием относится геологами к периоду отступания вюрмского оледенения. Можно сказать более определенно, что, например, нижние надпойменные террасы Днепра и его притоков непосредственно увязываются с заключительной фазой угасания вюрм­ского оледенения, обычно носящей название балтийской стадии.

Последнее вполне убедительно доказывается тем фактом, что ниж­няя надпойменная терраса в районе Орши переходит в зандровые поля, окаймляющие конечную морену балтийского оледенения. Если учесть, что данная терраса состоит из двух уровней — верхнего, несущего лёсс, и нижнего, песчаного, борового, — а также и то обстоятельство, что формирование верхнего уровня начинается в мадленское время и завер­шается в азиле^[417][418], из этого следует заключить, что боровая терраса могла образоваться лишь в азильское время.

В ту эпоху еще, вероятно, затоплявшиеся во время половодий, ли­шенные растительности и перевеваемые ветрами обширные песчаные пространства боровой террасы были, очевидно, или недоступны, или мало привлекательны для человеческого обитания, так как остатки азильского времени здесь совершенно неизвестны. Только тогда, когда в связи с общим потеплением и повышением влажности климата эти террасы начинают одеваться растительностью, здесь появляются первые следы человеческих поселений.

Наблюдения, относящиеся к среднему течению Оки, Северному Донцу, Западному Бугу и многим другим крупным рекам Восточной Европы, позволяют утверждать, что· первоначальное заселение надпой­менных террас все же должно быть приурочено к достаточно ранней поре современной эпохи.

Подобные стойбища, не содержащие ничего, кроме массы расщеп­ленного кремня и иногда раковин съедобных пресноводных моллюсков (Unio, Anodonta),обычно бывают расположены то на отдельно стоящих буграх среди болотистых низин, то на мысах и гривах песчаных террас вдоль речной поймы. Отсутствие других находок, которые естественно было бы ожидать на местах древних поселений, — костей животных,

изделий из кости и рога и т. п. — приходится объяснять сравнительно неглубоким залеганием их в песчаном грунте, что не могло благоприят­ствовать сохранению органических остатков.

Нужно принять во внимание, что образование дюн, занимающих огромные площади на песчаных террасах рек в пределах Европейской части СССР, требовало определенных климатических условий. Оно было возможно лишь при наличии слабо развитого растительного покрова, который в последующее время, при повышении влажности климата, то есть большем количестве годовых осадков, закрепил на тысячелетия поверхность движущихся песков.

Следует думать, что такие условия, благоприятствовавшие образо­ванию дюн, складывались для всей Восточной Европы приблизительно в одно время. Это должно , было иметь место еще тогда, когда северный ледник находился на пути отхода в Скандинавию; в эту эпоху сильные ветры, возникавшие вследствие значительной разницы температур, созда­вали на окружавших ледник обширных песчаных пространствах, так назы­ваемых зандровых полях и речных побережьях, ряды вытянутых иногда на целые километры дюн материкового типа. Изучение последних в северо-восточной Польше и соседней Литве показывает, что такие дюны сформировались под воздействием ветров западного направления. Их образование продолжалось до тех пор, пока развитие сначала степ­ной, а затем и лесной растительности не остановило, наконец, переве- вания песков¹.

Остатки поселений с микролитическим инвентарем известны в насто­ящее время в очень многих пунктах Восточной Европы, начиная от степей прикаспийской низменности, — главным образом по течению рек, пересекающих равнины северного Причерноморья.

В центральной и северной Польше, как и в Литве, древнейшие дюн­ные поселения представлены так называемыми свидерскими памятни­ками — небольшими приречными стойбищами временного, сезонного характера с очень интересным и своеобразным кремневым инвентарем. К тому же свидерскому времени (от стоянки Свидры Вельке под Вар­шавой) относится, как полагает Воеводский, и первое заселение север­ной, лесной полосы европейской территории СССР ^[419][420].

Эпоха дюнных поселений, следующая за позднейшим палеолитиче­ским, азильским, временем, хорошо представлена и в Белоруссии, и на прилегающей к ней территории РСФСР, где памятники этого типа от­крыты в значительном количестве по Днепру и, особенно, по Сожу и притокам Десны ^[421]. Они прослеживаются и южнее, на нижнем течении Десны и по Среднему Днепру.

Всюду здесь инвентарь древнейших дюнных стойбищ имеет один и тот же характер. Он представлен небольшими прекрасно огранен­ными нуклеусами, такими же пластинками, полученными отжимной тех­никой, маленькими резцами, концевыми и круглыми скребочками, пла-

станочками с выемками по краю для оттачивания мелких костяных орудий и пр. Особенно типичны для этой поры острия с черенками (маленькие Наконечники стрел), вполне сходные с подобными наконеч­никами из южной Балтики, относящимися к первоначальному заселению данной территории в так называемую эпоху лингби.

Во всех этих группах памятников приходится видеть главным обра­зом сезонные поселения небольших общин бродячих охотников и рыбо­ловов, охотно селившихся на песчаных берегах рек и озер в еще суро­вой обстановке угасающего оледенения. Раскопки в Штельмооре, близ Аренсбурга, показывают, что эти племена по южным окраинам Балтики еще сохраняли свой прежний образ жизни, связанный главным образом с охотой на северных оленей, стада которых должны были отходить к северу по мере отступания ледника.

Под влиянием весьма распространенных, но, в сущности, ни на чем не основанных, совершенно превратных представлений об одновремен­ности тундровой (дриасовой, иольдиевой) фазы Балтики с мадленскими поселениями Европы — в некоторых кругах ученых довольно прочно укрепился взгляд на стойбища свидерского типа как на памятники, син­хроничные последним. В них даже видят отзвуки ориньякской культуры. Однако М. В. Воеводский совершенно правильно показал бездоказатель­ность подобной интерпретации свидерских стоянок.

Вряд ли такие поселения можно рассматривать даже как памят­ники особенно ранней поры азильского времени. Во всяком случае, ти­пичные азильские стоянки Среднего Днепра, погребенные в мощных толщах лёсса (соответствующие слои Кирилловской стоянки покрыты десятиметровым пластом типичного лёсса), не могут быть отнесены к эпохе более поздней, чем Балтийское оледенение, когда побережья Балтики были еще покрыты льдом и, очевидно, вообще недоступны для обитания. Отсюда естественно сделать вывод, что памятники эпохи лингби и свидерской, оставленные первыми пришельцами на берега Балтийского моря, должны быть отнесены, скорее, к концу азильского времени и самому началу неолита.

Учитывая перемещение растительного ландшафта к северу по мере отхода и угасания северного оледенения, менее всего, очевидно, прихо­дится рассчитывать на возможность синхронизации памятников, с одной стороны, Юго-Западной Европы, с другой — территории Балтики, на основании таких признаков, как присутствие в составе находок остатков северного оленя или тундровой растительности. Это тем более ясно, что в описанных выше| находках, близ Аренсбурга, относящихся, несомненно, к эпохе лингби, растительный ландшафт, при наличии большого коли­чества остатков северного оленя, обнаруживает уже лесной, а не тун­дровый или степной характер.

Все, что известно относительно стран Европы, подтверждает, что поселения с характерным микролитическим инвентарем здесь принадлежат времени, когда современный почвенный покров едва начинал формиро­ваться.

тающем постепенно, если правильны наблюдения ботаников, местами характер настоящего „климатического оптимума", после которого, таким образом, климатический режим Европы изменялся, скорее, в сторону некоторого ухудшения.

Интересно, что более благоприятные условия имели место, пови- димому, в 'то время не только в Европе, но, например, в Сахаре, где позднекапсийские поселения встречаются в местностях, представляющих сейчас безводную, лишенную жизни пустыню.

Аналогичные данные имеются и в отношении Южной Азии, в част­ности Индии, где стоянки с весьма характерными микролитическими орудиями найдены, например, в окрестностях Джебалпура (центральная Индия), где они занимают южные, в настоящее время совершенно бес­плодные склоны холмов,, господствующих над р. Нербудой, тогда как современные селения располагаются всегда по северным, более затенен­ным склонам.

Тарденуаз- В Европе поселения этого типа с хорошо выраженным, крайне свое- ские или образным микролитическим инвентарем, относимые обычно к самому ранненео- г г г > j

литические ^к°ицу ^τaκназываемого эпипалеолита, носят название тарденуазских. памятники Чаще всего они встречаются на склонах песчаных холмов, поблизости какого-нибудь водоема или источника и имеют вид небольших площадок, густо усеянных отбросами, получившимися при обработке кремня, где во множестве встречаются маленькие правильные, хорошо ограненные нуклеусы и такие же пластинки, отколотые от этих нуклеусов. Среди изготовлявшихся здесь же орудий, как правило отличающихся также небольшими размерами, представлены круглые и концевые скребочки, резцы, мелкие острия и наряду с ними масса мелких геометризирован- ных орудий из сечений пластинок — типа вставок. Последние имеют преимущественно треугольную, сегментовидную, трапецевидную и т. п. форму и, очевидно, служили иногда в качестве наконечников стрел, боль­шей же частью в виде вкладышей для оснащения различных орудий.

Подобные стойбища, характеризующиеся набором орудий типа гео­метрических микролитов, имеют очень широкое распространение как в Европе, в частности на европейской территории СССР (главным обра­зом на юге и юго-западе страны), так и вне ее — на огромных про­странствах Северной Африки, от Сенегала и Гамбии до Красного моря, и заходят вглубь не только Средней, но и Южной Азии, в пределы Индостана.

Поселения этого типа в Европе часто называют преднеолитическими, мезолитическими. Однако сейчас, в результате изысканий ряда совет­ских ученых, главным образом в Крыму и на Украине, но также и на территории Туркмении и Закавказья, можно считать вполне доказанным, что основная масса этого рода стойбищ с характерным микролитиче­ским инвентарем относится уже ко времени раннего неолита. Во многих случаях удается установить, что подобный инвентарь на местах перво­бытных лагерей сопровождается примитивными глиняными горшками с своеобразными оттянутыми и заостренными днищами. В этой керамике эпохи раннего неолита территории Причерноморья, очевидно, приходится видеть предшественницу типичной остродонной посуды датских кьёккен- мёддингов.

Тот факт, что стоянки с инвентарем так называемого тарденуазского- типа в действительности относятся, в основном, уже ко времени раннего неолита, находит теперь признание и в работах французских авторов ¹.

^, „L’Anthropologie", 1948, № 1—2, стр. 1; там же,1952, № 5—6, стр. 411 и др-

Однако, в сущности, на всей указанной выше территории, вклю­чающей все три материка Старого света, удается наблюдать, как на основе того же хозяйственно-бытового строя существования охотников и собирателей времени эпипалеолита складывается новая, неолитическая культура, характеризующаяся зачатками производящих форм хозяй­ства — в виде примитивного земледелия и скотоводства. Особенно отчетливо этот процесс прослеживается в настоящее время на терри­тории УССР, памятники которой дают наглядное представление о про­исхождении и начальных этапах неолитической культуры Европы.